Людмила Маяковская. «Из черновика книги о Владимире Маяковском»

Нужно продолжать жизнь Володи в его делах, в его стремлениях, кто чем может. Мы должны сделать то, что укрепит его имя в вечности. Все мы смертны и, м.б., немного нам осталось. Так вот этот остаток жизни надо отдать Володе. Ты можешь читать его стихи, учить его стихами, и ты должна окрепнуть духом, здоровьем, чтоб это сделать. Ведь в твоем голосе еще живут родовые нотки — его нотки. <…>

Я буду писать исследование, вместе мы будем давать объяснения по выставке.

Лиля будет заниматься изданием. Ося критикой и пропагандой.

Надо друг друга поддерживать, чтоб вести эту работу в память Володи».

Из письма Людмилы Маяковской — Ольге Маяковской.

Москва – Сочи, 2 сентября 1930

Сейчас сформировалась хорошая бригада, культурная, много читала Володю, любит Володю, по своему составу: рабочие-вузовцы, учащиеся литфаков и театральных школ. Первое собрание оставило хорошее впечатление на меня и маму. <…>

Бригаду во что бы то ни стало надо укрепить и поддержать. Они являются проводниками Володиной поэзии».

Из письма Людмилы Маяковской — Ольге  Маяковской.

Москва, 25 сентября 1931

Редакция Сочинений Маяковского приглашает Вас принять участие в совещании, созываемом по вопросу о принципах построения Академического издания собрания сочинений В.В. Маяковского».

Редакция сочинений Маяковского — Людмиле Маяковской.

Москва, февраль 1941

«Тов. Мартынову <Гослитиздат>

На Ваше письмо относительно плана XII тома Собрания Сочинений Маяковского должна ответить следующее:

1). Я принципиально возражаю против опубликования интимной переписки брата с Л.Ю. Брик, т.к. письма эти вызывают обывательское любопытство и являются прямым поводом для сплетен, которых брат не любил и завещал не сплетничать.

2). Письма В. Маяковского к родным под редакцией Брика и Катаняна не могут быть помещены.

3). На томе XII, если он войдет по данному плану [т.е. без учета правок Л.В. Маяковской], прошу снять мою фамилию, как редактора».

Черновик письма Людмилы Маяковской — Мартынову.

Москва, [до июня 1941]

«Асеев рассказывал нам о Маяковском, а потом сказал:

— Сейчас я Вам покажу один очень интересный рисунок, никому неизвестный, который нарисовал Володя, и расскажу его историю…

Порывшись в своем письменном столе, он достал рисунок на полулисте писчей пожелтевшей бумаги, сделанный карандашом, и показал нам.

На рисунке изображено следующее:

У линии горизонта, на фоне неба, было нарисовано восходящее солнце большого размера с расходившимися вокруг лучами. Между горизонтом, откуда восходило солнце, и дорогой, которая шла на первом плане рисунка, находилось бескрайнее и пустынное поле. На дороге стояло только одно дерево, около которого была нарисована одинокая фигура Маяковского, который всей фигурой выражал стремление и порыв к солнцу. Особенно же выразительно было движение рук Маяковского, протянутых к солнцу!

Больше на рисунке ничего не было.

Асеев рассказал: “Однажды был у Володи. Гостей никаких не было. Володя был сосредоточен, озабочен и мрачен. Чтобы развлечь его, Асеев предложил сыграть в карты. Игра шла вяло. В это время вошла в комнату Лиля Брик и стала зло и с раздражением кричать на Маяковского и ругать его. <…>

За все время ругани Володя не проронил ни одного слова. Закончив рисунок, молча отдал его мне.

Рисунок был ответом”».

Людмила Маяковская. Запись. Москва, 15 декабря 1955

Недавно в одной из газет промелькнула заметка о том, что в Багдади, где родился Владимир Владимирович, предполагается организовать музей Маяковского, но что этим всерьез никто не занимается. <…> И вот я решил предложить свои силы и способности тому делу, которое особенно дорого и близко мне.

Я хотел бы поехать в Багдади и заняться организацией музея Маяковского».

Из письма Александра Колоскова — Людмиле Маяковской.

Москва, 21 ноября 1938

«…вчера вечером сидела долго и писала Перцову и Колосокову. Я от них получила деловые письма, и нужно было сейчас же ответить. В Багдади дело с музеем не двигается. Ни деньги, ни делегации, ни телеграммы, ни специальные люди не могут сдвинуть с пьедестала какого-то Абашидзе. Колосков со всей энергией действует. <…> Я уже минимум 7 лет вижу эту неразбериху и канитель, где не пойму, кто виноват. Все любезны, все обещают, и ни с места».

Из письма Людмилы Маяковской — Ольге Маяковской.

Москва — Кисловодск, 13 июля 1940

«Дорогая Людмила Владимировна! <…>

Вас интересует, как прошло открытие Дома-музея?

Почти до самого последнего дня я не знал: состоится открытие или нет? Только 17.VII получил телеграмму из Тбилиси — открывать. <…>

Народ, конечно, принарядился. Чувствовалась торжественность, оживление. Часов в 7 начался митинг. <…> После митинга участники осматривали мемориальный музей и выставку. <…>

После открытия Дом-музей посещали почти ежедневно, в среднем по 3 человека в день. Сейчас, я думаю, и это совсем не плохо, т.к. время такое, да и связь с Кутаиси очень плохая. Вот только сейчас, прервав письмо, я принял 4-х посетителей, москвичей».

Из письма Александра Колосокова — Людмиле Маяковской.

Маяковски — Чистополь, 21 сентября 1941  

Заявление Л.В. Маяковской.

В связи с принятым Постановлением Правительства о переносе урны В.Маяковского из крематория на Новодевичье кладбище прошу следующее:

1. Перенос урны произвести до 14 апреля или после годовщины (без оглашения в печати), чтобы перенос урны не носил характера вторичных похорон.
2. Просить Правительство поручить Комитету по делам искусств, совместно с Литфондом, соорудить надгробный памятник В. Маяковскому на Новодевичьем кладбище.
3. Проекты и другие вопросы, связанные с постановкой памятника, согласовывать с Союзом писателей и со мной».

Черновик заявления Людмилы Маяковской.

Москва, 5 марта 1952

Вокруг Маяковского <…> было много кривотолков. Критически настроенная дама с жаром говорила:

— Мы не видим здесь горлана-главаря! В нашем представлении он совсем другой, чем у Кибальникова.

— Разрешите вас спросить? — прервал ее скульптор. — Маяковский сам писал стихи или кто-то это делал за него?

— Что за вопрос? Сам, конечно.

— Вот и я лепил поэта, сообразуясь со своим душевным настроем и понятием образа.

Но было и другое. Закончив лепку, и перед тем, как выставить скульптуру в смотровой зал, Кибальников пригласил в мастерскую родственников и знакомых Маяковского. <…> Сестра поэта Людмила Владимировна, пристально глядя на портрет, прижала к груди руки.

— Нет, нет, ничего не переделывайте, — взмолилась она. — Это Володя. Тут все на месте!»

Николай Плевако. «Александр Кибальников. 1960-е годы»

В июле будущего 1963 года исполняется 70 лет со дня рождения моего брата, Владимира Владимировича Маяковского. <…> Я убедительно прошу рассмотреть мою просьбу, которая заключается в следующем: после смерти моего брата, в 1931 году [ошибка, в 1938 году] в Москве был организован мемориальный музей, получивший название “Библиотека-музей В.В. Маяковского”. При этом никто не счел нужным посоветоваться с родной семьей поэта, с его матерью, и музей организован не там, где он должен быть. Всем известно, что Маяковский большую часть жизни в Москве после революции, провел в д. № 12 на Лубянском проезде. <…> Однако библиотека-музей В.В Маяковского почему-то была устроена в доме по бывшему Гендрикову пер. <…> Посетители, проходя по комнатам музея, больше интересуются, что было в той или другой комнате, и экскурсоводу, отходя от прямой задачи – пропаганды творчества Маяковского,  приходится объяснять назначение комнат и взаимоотношения Маяковского с О.М. Бриком и Л.Ю. Брик и т.д.
У молодежи, как я неоднократно наблюдала, это вызывает недоумение, и у многих складывается неправильное представление о Маяковском. <…> Вот почему я считаю необходимым этот музей закрыть, и открыть мемориальный музей Маяковского».

Черновик письма Людмилы Маяковской – Михаилу Суслову.

Москва, 26 июня 1962

Музей в Лубянском проезде открылся для посетителей в 1974 году, после смерти Людмилы Маяковской.